Леонид Филатов стал знаменитым еще в 1970-х, когда начал читать с подмостков пародии на маститых поэтов эпохи: Рождественского, Михалкова, Вознесенсого. После «Экипажа» он стал кумиром. Сам актер относился к этому с иронией, отшучиваясь словами Жванецкого: «Худой, злой, больной — но какова страна, таков и кумир…»
- Ты у нас такой дурак
По субботам али как? - Свобода вам, я вижу, слаще мёда –
У вас о ней повсюду говорят!..
Но ведь свобода – это тоже мода,
И всяк её на свой трактует лад! - Нам все время что-то мешает жить. Мы все ищем виноватых, но…Не переменится мир к тебе, если ты сам качественно не поменяешься.
- Не оставляй нас, Господи, в живых, А то мы светлый замысел Господень, Опять переиначим и испортим, Не оставляй нас, Господи, в живых…
- Мир движется тихонечко по фазе,
Ступеньки перепрыгивать нельзя.
Из тех же, кто из грязи сразу в князи,
Плохие получаются князья! - Я живу быстро. Для меня самое большее мучение — когда вижу, как впустую тратятся минуты
- Человек познается по глупым поступкам. Замужество, деньги, карьера – это стереотипы биографии. А вот глупый поступок – он всегда только твой!
- Признаю свою вину: меру, степень, глубину. И прошу меня отправить на ближайшую войну. Нет войны, я все приму: ссылку, каторгу, тюрьму! Но желательно, в июле, и желательно, в Крыму…
- К любой мечте необходимо долго готовиться, что ли. И воспринимать ее, как некое продолжение трудов. Иначе — плохо дело.
А это чудесное стихотворение Леонид Алексеевич написал на больничной койке. В этих строках – всё, что нужно знать о любви и желании жить:
/ Посвящается внучке Оле /
Тот клятый год уж много длился лет,
я иногда сползал с больничной койки.
Сгребал свои обломки и осколки
и свой реконструировал скелет.
И крал себя у чутких медсестер,
ноздрями чуя острый запах воли,
Я убегал к двухлетней внучке Оле
туда, на жизнью пахнущий простор.
Мы с Олей отправлялись в детский парк,
садились на любимые качели,
Глушили сок, мороженое ели,
глазели на гуляющих собак.
Аттракционов было пруд пруди,
но день сгорал, и солнце остывало,
И Оля уставала, отставала
и тихо ныла, деда погоди.
Оставив день воскресный позади,
я возвращался в стен больничных гости,
Но и в палате слышал Олин голос:
«Дай руку деда, деда, погоди…»
И я годил, годил, сколь было сил,
а на соседних койках не годили,
Хирели, сохли, чахли, уходили,
никто их погодить не попросил.
Когда я чую жжение в груди,
я вижу, как с другого края поля
Ко мне несется маленькая Оля
с истошным криком: «Деда-а-а, погоди-и…»
И я гожу, я все еще гожу,
и, кажется, стерплю любую муку,
Пока ту крохотную руку
в своей измученной руке еще держу
Источник: kulturologia.ru
